На звонки я отвечала лишь изредка — а телефон трезвонил непрерывно, едва в газетах появились первые статьи о нас. Даже с фотографиями — Зои, Дженни и моей, хотя где они ее раздобыли — неизвестно. Их напечатали в ряд на третьей странице, как будто мы все погибли. Или все выжили. Звонили журналисты, вдруг объявлялись давно забытые друзья, Камерон звонил и шептал в трубку, звонили даже люди, которых я видела всего пару раз, — все спешили возобновить отношения со знаменитостью. Вскоре я перестала брать трубку.
Утром на четвертый день в открытые двери заглянуло солнце. Первые желтые листья падали с груши — той самой, под которой я сама обняла Камерона и поцеловала его. И я решила заняться садом. Пока я гадала, как выполоть крапиву, зазвенел телефон, со щелчком включился автоответчик.
— Надя, — послышался знакомый голос, и я замерла с чайником в руке. — Надя, это Грейс Шиллинг. — Пауза. — Надя, если вы дома, возьмите трубку. — Опять пауза. — Прошу вас, это срочно.
Я подошла к телефону:
— Слушаю.
— Спасибо. Мы можем встретиться? Мне надо сказать вам очень важную вещь.
— А по телефону нельзя?
— Нет. Надо увидеться.
— Это на самом деле важно?
— Да. Можно подъехать к вам минут через сорок пять?
Я обвела взглядом свою сверкающую квартиру, пахнущую чистотой и свежестью.
— Нет, давайте встретимся в Хите.
— Хорошо. В десять у павильона.
— Договорились.
Я приехала пораньше, но она уже ждала. В это теплое утро она куталась в длинное пальто, как зимой. Волосы были безжалостно зачесаны назад, лицо заострилось, постарело, выглядело усталым. Мы чинно пожали друг другу руки и зашагали вверх по склону холма, на вершине которого одинокий мужчина запускал огромного красного воздушного змея, подрагивающего на ветру.
— Ну, как вы? — спросила Грейс, я лишь пожала плечами. Обсуждать свое состояние с ней мне не хотелось.
— Так в чем дело?
Она остановилась и достала сигареты, сложила ладони ковшиком, чиркнула спичкой и глубоко затянулась. Потом посмотрела на меня в упор.
— Простите, Надя.
— Это вы и хотели мне сказать?
— Да.
— Ну ладно. — Я пнула камешек, он отскочил с дорожки в траву. Над нами в небе плясал красный змей. — И какого ответа вы от меня ждете?
Она нахмурилась, но не ответила.
— Хотите, чтобы я вас простила, так? — усмехнулась я. — Но я же не умерла. — Она поморщилась. — И я не могу просто обнять вас и сказать, что все уже в прошлом.
Она нетерпеливо махнула рукой, словно отгоняя облако мошкары.
— Этого я не ждала. Я извинилась, потому что на самом деле виновата перед вами.
— Вас прислали остальные? Это групповое извинение?
Она улыбнулась и затянулась сигаретой.
— Господи, да нет же. Личные контакты со свидетелем запрещены. — Еще одна сухая улыбка. — Идут следственные процедуры и внутренние допросы. И съемки.
— Значит, у вас неприятности?
— Да, — нехотя ответила она. — Ничего. Мы заслужили, Надя. Мы совершили... — Она оборвала себя. — Я собиралась сказать «непростительную ошибку». Это было непрофессионально. Глупо. Неправильно.
Она раздавила окурок носком узкой туфли.
— Надо было записать этот разговор — для адвоката Клайва. — Она нахмурилась. — Да, он возбудил дело. И тетя Зои — тоже. Но мне все равно. Меня тревожат только Зоя и Дженнифер. И вы. То, что вы вынесли.
Мы свернули с тропы и двинулись к пруду. По воде пробегала рябь, у наших ног плыли листья. Малыш с матерью кидали куски хлеба толстым равнодушным уткам.
— Но вы же ни в чем не виноваты, — осторожно начала я. — Это же не вы решили. Не вы приказали скрывать от нас все.
Она смотрела на меня, но не отвечала: взяла всю вину на себя, не стала уворачиваться.
— Знаете, — продолжала я, — если подумать, вы нам не врали.
— Спасибо, Надя. Но ваши слова к делу не пришьешь. Странно, — продолжала она, — я часто говорю про необходимость распоряжаться своей жизнью, а она вышла из-под контроля. Сначала — никаких сообщений в прессе о смерти Зои, чтобы не пугать горожан, не запятнать собственный мундир, потом — следующий шаг, и еще, еще, и вскоре оказалось, что повернуть обратно уже нельзя. Мы изолгались и уже не могли защитить тех, кто нам верил. — Она грустно улыбнулась. — Но я не оправдываюсь.
— Было так страшно, — вспомнила я.
— Да.
— Я никогда по-настоящему не верила в Бога. А вы?
Она покачала головой.
— Есть две женщины, с которыми я накрепко связана, хоть никогда не видела их. И двое мужчин, с которыми я встречалась... А вы?
Она глубоко вздохнула.
— С Фредом я познакомилась на допросе после убийства Зои. Когда вы узнали, что Моррис знаком и с вами, и с Дженнифер, я встретилась и с ним.
— Грейс, мне нужна ваша помощь. Вы знаете все. Эти люди с виду совершенно нормальны. Разве подумаешь, что они способны убить человека? Что с ними такое — с тем же Фредом? За ним что-то числится?
— Теперь — да.
— Я хотела...
— Я поняла. Вы ждете подтверждения, что они не такие, как все? Хотите наклеить на них ярлыки «Опасно!»? Или просто «Псих». — Мы брели по берегу пруда, она опять закурила. — Так все и будет. Другие психологи допросят Морриса, узнают, что в детстве его били, или, наоборот, баловали, потом он увидел жестокий фильм или упал с качелей и ударился головой. Потом обнаружится человек, которого Фред зверски избил лет пять назад. И тогда вмешаются политики и прочие знатоки, поднимут крик, как это мы его проглядели.
— И что?
— А что мы должны были заметить? Чаще всего убийцей оказывается человек, близко знакомый с жертвой. Это доказано статистикой. Зоя отшила Фреда, он был оскорблен, пережил страшное унижение, а потом, к несчастью для Зои, застал ее одну в квартире. И убил. Вот и все. Обычное дело. Скорее всего Фред такой же убийца по натуре, как мы с вами, только поймали его не сразу — потому, что его жертва получала письма с угрозами от другого.